«Черный плащ. Черная полумаска. Черная совесть, а плюс к этому веревочная лестница, заброшенная за перила балкона, ведущего в комнату графини Люси де Жермон». – Ах, как жутко и как красиво!
Прочтешь что-нибудь в этом роде и задумаешься. Мать честная! Да почему же это в прежние эпохи от всякой, с позволения сказать, дряни таким благородным запахом веяло? Почему раньше обыкновенный мошенник, встретив в глухом переулке запоздавшего гражданина, говорил ему с вежливым полупоклоном:
- Извиняюсь! Разрешите воспользоваться содержимым ваших карманов.
А не орал на него неприятным голосом:
- Сымай шубу, сукин сын, а то по башке хрясну.
Ей-богу, раньше таинственный незнакомец благороднее был. И физиономия у него была симпатичнее, и высшие салоны его принимали. А это говорит уже за многое, ибо ясное дело: в аристократический салон какого-нибудь жулика мелкого масштаба дальше порога не пустили бы.
И не было, в сущности, от этого незнакомца никакого существенного вреда, а даже наоборот – скорей польза выходила. Ну, скажем:
1. Сопрет бриллиантовое ожерелье у графини в момент поцелуя. Графиня поохает, муж ей другое, еще лучше купит.
2. Ограбит гнусного ростовщика – опять хорошо, не вытягивай с трудящегося элемента деньги, негодный кровопиец.
3. Обольстит невинную графиню – так эта самая графиня, может быть, вовсе и не невинная, а потом, может быть, она сама к человеку на шею лезла? Да к нему же еще с претензиями. Знаем мы этих добродетельных графинь.
Так что если по правде сказать: «таинственный незнакомец» прежней эпохи не только не был презираем, но даже снискивал себе некоторое уважение и благодарность, особенно со стороны авторов, страдающих бестемьем и безденежьем, которых он неоднократно выручал как главный герой душераздирающего мира.
Но все это было раньше. А теперь… теперь незнакомец такой мизерный пошел, такие у него замашки, что стыдно просто, как-то, за него становится. И внешность у него несоответствующая, и костюм безвкусный, не говоря уже о физиономии, на которую порядочному человеку и смотреть что-то неохотно, - такая малозначительная и рыбья физиономия, что никакой тайности сквозь нее не проглядывает. А между тем, тайна есть – это факт.
Раскрыл вчера газету и прочел следующее объявление:
Сдаются 7 квартир и три комнаты в частных домах и жактах в центре города, плата по соглашению. Обращаться: к Г. Ломаевская ул., д. № 50.
Ну, нет! – думаю. – Нет вовсе никаких комнат, а все это гнусная провокация, имеющая целью подорвать основы и посеять в умы обывателей всякие преприятные размышления. Как это такое, думаю, может быть, чтобы при теперешней колоссальной жилищной нужде, какой-то комиссионер мог за два-три червонца свободно распоряжаться отдачей в наем жактовских квартир. Что за клевета на нашу жилищную кооперацию, которая как и всякая прочая кооперация, как известно, является столбовой дорогой к социализму, а не к карману ловкого предпринимателя.
И вот, загримировавшись при помощи поднятого воротника, в тот же вечер пошел я таинственными шагами по указанному адресу. Вхожу во двор – тишина. Стучусь. Высовывается неизвестная личность, ничем не замечательного вида, смотрит внимательно на мой пролетарский костюм и говорит резко:
- Нету никого дома!
Захожу утром. Высовывается вышеописанная личность, смотрит, узнает и говорит насмешливым тоном:
- Нету никого дома.
Захлопывает дверь и прибавляет изнутри:
- Ежели насчет квартир, так понапрасну ходите, вчера все сдали.
Ах, - думаю я, - вот как, значит это все правда, значит действительно таинственный и неуловимый незнакомец имел десяток квартир, в том числе и жактовские. Но как этот могло случиться? Зачем жактам понадобилась помощь незнакомца? Разве без его посредничества квартиры жактов оставались подолгу пустыми за неимением желающих въехать в них? В чем тут дело? Кто объяснит? Кто разберет?
Из-за угла завернул человек в шубе и скрылся в воротах дома, из которого я только что вышел. Мне показалось, что я угадал – кто это.
Человек был толст, имел рыбьи бесцветные глаза и лицо серое, измятое, как поверхность истаскавшегося по рукам червонца.
«Уральский рабочий».- 1927.- 22 апреля.